Главный врач Балахнинской ЦРБ Максим Кудыкин, обвиняющийся в мошенничестве с использованием служебного положения (ч. 3 ст. 159 УК РФ), написал открытое письмо, в котором обратился к коллегам. Это письмо было написано Кудыкиным в СИЗО, его опубликовал невропатолог Павел Бранд на своей странице в Facebook утром 8 ноября.
Максим Кудыкин и его коллега, сосудистый хирург больницы скорой медпомощи Дзержинска Андрей Васягин, обвиняются в хищении денежных средств в особо крупном размере. Согласно версии следствия, в 2015-2016 годах врачи вынуждали пациентов покупать оборудование, которое мог покрыть полис ОМС.
Андрей Васягин был переведен из СИЗО под домашний арест 7 ноября. Максиму Кудыкину Нижегородский районный суд изменил меру пресечения аналогичным образом вечером 8 ноября.
Ниже мы приводим открытое письмо Максима Кудыкина полностью.
«Глубокоуважаемые коллеги! Настоящее открытое письмо к Вам – моя единственная возможность высказаться во всей ситуации моральной грязи и клеветы, заложником которой я оказался. Я не могу больше молчать, и поэтому выбрал единственный способ и форму, которая мне доступна. Уж что-что, но я и представить себе не мог, что свое 41-летие я встречу в стенах следственного изолятора. Воистину, коллеги, оказывается, наша профессия врача в современной России самая опасная, так как, уходя из дома выполнять свой профессиональный долг, любой из нас может не вернуться, так как будет арестован.
К моему сожалению, в настоящее время я не могу лично ответить на все вопросы, обвинения и инсинуации, которые присутствуют в информационном поле, и многие коллеги, которые меня знали, начинают верить в слухи вокруг моего имени. И вправду, именно в такие трудные времена человек начинает понимать, кто есть друг, а кто был рядом с тобой просто так.
11 сентября 2019 года я был арестован по обвинению в мошенничестве с использованием служебного положения по ч. 3 ст. 159 УК РФ, и считаю это просто ошибкой и недоразумением. Меня, заметьте, обвиняют не в допущенной ошибке, которой не было, а именно в мошенничестве. Только было ли оно? За что я сижу? Почему в отношении меня и моего коллеги Андрея Николаевича Васягина избрана самая жестокая мера пресечения в виде заключения под стражу?
События, которые послужили основой обвинения, приходились на период 2014-2016 года, само же уголовное дело возбуждено было в декабре 2017 года, периодически приостанавливаясь и возобновляясь попеременно. Меня и моих коллег никто не обвинял, и о том, что нас могут задержать, никто даже не мог подумать. Ни гипотетически, ни практически. Никак.
На сегодня же суть обвинения следующая:
Такова картина происходящего глазами следствия. Из-за этих обвинений я арестован и нахожусь в СИЗО. Мое заключение – это не стремление предупредить мое бегство, влияние на свидетелей, сокрыться и прочее. Даже нелепо подозревать – за эти годы я мог бы тысячи раз все «улики» скрыть, следствие, надеюсь, это понимает. Арест – это, как мне уже сейчас понятно, особо изощренная форма давления на меня и моих коллег, способ ограничить меня в возможности высказываться в свою защиту. Сделать это в сложившихся условиях, поверьте, значительно сложнее и труднее, сидя 24 часа в четырех стенах, когда хотя бы для того, чтобы окончательно не сойти с ума от мыслей в голове, я на прогулке в тюремном дворике читаю лекции по медицине другим заключенным и сотрудникам ГУФСИН, за ними надзирающими. Но даже в этих условиях я стремлюсь не падать духом и донести до окружающих меня людей информацию о вреде курения, симптоматике отдельных болезней, способах их диагностики и важности медицины как таковой.
Отдельно для тех, кто не знаком со мной лично, но наслышан о моем задержании, я хочу немного рассказать о себе. Мечтал быть врачом с детства. В 14 лет начал работать санитаром в Нижегородской кардиохирургической больнице. В 2002 г. я окончил Военно-медицинский институт Федеральной пограничной службы РФ при Нижегородской государственной медицинской академии, проходил службу на границе нашей Родины в звании капитана ФСБ России. В 2002-2003 гг. я учился в интернатуре в Военно-медицинском институте Федеральной пограничной службы РФ при Нижегородской государственной медицинской академии по специальности «общая врачебная практика». В 2003-2004 гг. я проходил обучение в адъюнктуре Военно-медицинского института Федеральной службы безопасности Российской Федерации по научной специальности «Хирургия». 2004 г. – решением диссертационного совета Нижегородской государственной медицинской академии мне была присуждена ученая степень кандидата медицинских наук.
Тема моей диссертации: «Совершенствование хирургических методов лечения варикозной болезни нижних конечностей» и эта тема и область в медицине меня интересовала больше всех, так как в нашей стране специалистов в данной области невелико. В 2009 г. у меня происходит защита диссертации на соискание степени доктора медицинских наук в Российском государственном медицинском университете г. Москва. Тема моей диссертации: «Комплексное лечение больных с хронической венозной недостаточностью».
Таким образом, я прошел все ступени своего развития в медицинском сообществе: в профессиональном аспекте – от санитара до главного врача, в научном – от аспиранта до доктора медицинских наук, в педагогическом – от преподавателя до профессора. Сейчас мне 41 год, и этот день рождения я, увы, встречаю в застенках СИЗО, пишу эти строки и очень переживаю за своего коллегу, содержащемуся под стражей в этом же СИЗО по такому же нелепому, на мой взгляд, обвинению. Я понимаю, что везде есть люди, но, сами понимаете, – это не то место, где надо быть.
Дорогие мои коллеги, поверьте, я очень хорошо знаю и жизнь, и медицину, и организацию здравоохранения во всех ее аспектах. Работая в профессии, я всегда стремился небезразлично относиться к тому, что я делаю: именно так меня учили, и именно это органично ложится на мои взгляды и поступки всегда и везде, во всех сферах и отношениях.
Свою жизнь я сейчас делю на до помещения меня в СИЗО и после. Поэтому в ту ее часть, которая имела место до моего задержания, я создал два центра сосудистой хирургии в Нижегородской области. Эти центры продолжают работать и сегодня, являясь передовыми в нашем регионе. Я всегда пытался внедрить в нашу медицину новые технологии и подходы, которые используются в мировой практике и приносят свои успехи. Я всегда был открыт, не скрывал и не утаивал от коллег и пациентов то, чем занимался. Мой телефон круглосуточно был на связи с пациентами и коллегами. Я считал это правильным, и знаю, что такой же модели, построенной на открытости и доступности врача, придерживаются мои коллеги во всем мире. Мной и по моей инициативе было создано общество сосудистых хирургов Нижегородской области, я участвовал в формировании «Ассоциации флебологов России», и считаю это важным. Это позволило нам как хирургам узкой специальности объединиться, чтобы обмениваться достижениями и практическими прорывами в науке. В общей сложности мною было проведено около ста конференций, мастер-классов и семинаров. И всегда на подобных мероприятиях, в том числе с привлечением прессы и СМИ, я открыто показывал, чем я занимаюсь, рассказывал, какие есть проблемы, которые необходимо преодолеть.
К сведению, я подготовил и под моим руководством защищено две диссертации на соискание степени кандидата медицинских наук.
Самой главной проблемой, с которой мне пришлось столкнуться в профессии, оказалась неразрешенная до настоящего времени коллизия, когда медицинская наука в своем развитии ушла далеко в будущее, а нормативная база, на основе которой существует российская медицина, отстает от нее на 10-15 лет. Именно отсюда недостаточное или полное отсутствие финансирования государства на операции с применением методик, технологий и расходных материалов, которые уже давно повсеместно применяются в мировой практике, но напрочь отсутствуют в российских стандартах оказания медицинской помощи. Именно эта коллизия и стала причиной уголовного преследования меня и моего коллеги.
Что я имею ввиду? Я и мои коллеги наблюдали замкнутый круг – к нам практически ежедневно обращались пациенты с атеросклерозом нижних конечностей (I 70.2 по МКБ-10), стоящие на грани их потери. Для выполнения операций в той области, которая меня интересовала на протяжении моего научного, педагогического и медицинского периода жизни, а именно – спасение нижних конечностей человека – требовались специальные инструменты, оборудование и подготовленные специалисты. Последнее, как я думал, – самое сложное, так как специалистами не рождаются, специалистами становятся путем познания теории и практики. И только совпадение в пространстве и времени всех трех компонентов, на мой взгляд, могло решить хирургическую задачу, причем любую. Тем более в области критической ишемии при атеросклерозе нижних конечностей.
Да, есть клиники, где есть оборудование, но нет расходника или специалистов, либо есть специалисты, но нет оборудования и нет денег на проведение операций, так как это не предусмотрено стандартом {выделено и подчеркнуто доктором Кудыкиным, – ред.} оказания медицинской помощи по данной нозологии. Любой человек, кто работает в медицине, может поступить двумя путями: первый, самый распространенный, – это сидеть на своем месте, ругать власть, администрацию, жаловаться на проблемы и ничего не предпринимать. Второй путь, пассионарный, – это искать возможность и продвигать свои мысли и добиваться их реализации.
Я и мои коллеги выбрали второй. И это отнюдь не путь тщеславия или гордыни – это путь разума, путь людей с горящим сердцем, которые в наших российских реалиях решили реализовать то, что было почти невозможно. И именно этот огонек, зажженный нами, хирургами, до мозга костей пронизанными желанием помогать и спасать людей, дал в конечном итоге плоды: мы смогли спасти и дать полноценную жизнь десяткам пациентов. Я убеждал, уговаривал, просил, стучался на всех ступенях, и это сработало.
Тем не менее, не всегда все желаемое было реально достижимым, и от этого и у меня, и моих специалистов опускались иногда руки. Мы оказывались в ситуация, когда были вынуждены лечить больных в условиях неразвитой нормативной системы Российской Федерации, регламентирующей медицинскую деятельность, и отсутствовавших государственных гарантий в части обеспечении врачей необходимыми материалами и инструментами, используемыми при операциях на артериях нижних конечностей. В этих ситуациях пациенты были вынуждены самостоятельно приобретать расходные материалы, и, к сожалению, это наша повсеместная российская действительность: когда медицинская наука и методы лечения ушли в своем развитии на 15-20 лет вперед от принятых в России стандартов, а гарантии государства на бесплатную медицинскую помощь в части использования врачом расходных материалов не прописаны ни в одном нормативном акте. Именно такая участь ждала и больных с диагнозом I 70.2, лечившихся у нас в Дзержинской БСМП: государственные гарантии не давали права в этой части ни на бесплатное лечение таким методом, как эндоваскулярные операции на артериях нижних конечностей, ни оплату расходных материалов для них за счет средств ОМС.
В таких условиях, загнанные в узкие рамки стандарта лечения данной нозологии, я и мои коллеги были вынуждены искать возможности помочь больному человеку. Поверьте, каждый, кто работает или работал в хирургии, это чувствует: те самые эмоции, когда ты осознаешь, что в твоих силах помочь человеку, спасти ему жизнь, здоровье, но ты не можешь, потому что у тебя тупо нет расходных материалов, а государство не гарантировало им такой метод лечения. Или государство не выплачивает денег. Или этих денег совершенно недостаточно. Любая комбинация этих вариантов.
Сейчас мне говорят, что есть ФОМС и прочее – так считает следствие, но тот, кто так говорит, живет либо на другой планете, либо в другой реальности. Ну, не всё входит в стандарт и поэтому не покрывается программой государственных гарантий оказания медицинской помощи, это знают все: от пациентов до врачей. Именно с этим я и мои коллеги столкнулись в нашей области хирургии. И как же, мои дорогие коллеги, должен чувствовать себя врач и что ему следует делать, имея в руках мастерство и технологию, с одной стороны, но не имея возможности ее положить на благо людей – с другой?
Большинство пациентов, осознавая эти реалии, готовы сами помогать себе, изыскивать средства для покупки недостающего, и те, кто скажет, что это не так, могут включить первый канал, заглянуть в интернет и убедиться, сколько людей собирает деньги на лечение. Исходя из обстоятельств, в которых оказались я и мои коллеги, получается, что те, кто им содействуют, очень рискуют, поскольку, по мнению правоохранительных органов, это мошенничество!
Итак, что же происходило в нашем деле и как так получилось, что я и мои коллеги оказались на скамье подсудимых. В г. Дзержинске Нижегородской области с общей численностью населения 350 000 человек есть больница скорой медицинской помощи. На все население приходился один сосудистый хирург, и именно этот единственный хирург сейчас находится в СИЗО – мой коллега Андрей Николаевич Васягин {на момент публикации данного письма стало известно, что доктор Васягин переведен под домашний арест, – ред.}. Это означает, что сегодня эндоваскулярная помощь больным в этой больнице не оказывается, так как в условиях наличия необходимого оборудования не осталось подготовленных специалистов – опять же к вопросу о несовпадении в пространстве и времени трех основополагающих составляющих, о которых я говорил выше, напрочь парализующем возможность реальной помощи больным с сосудистой патологией. А также в больнице не закупается расходный материал для проведения эндоваскулярных операций на артериях нижних конечностях – виной тому ограниченная потребность и минимальный поток страдающих пациентов, такой порядок. Впрочем, это весьма распространено в нашей стране, и это далеко не новость. Обо всех этих проблемах в БСМП я был в полной мере осведомлен еще с 2002 года, так в силу своей научной деятельности регулярно бывал там в силу того, что данное учреждение является клинической базой кафедры, на которой я работал.
Очевидно, что сочетание одобрения администрации Дзержинской больницы в лице главного врача, потребности пациентов, наличия оборудования привело к созданию условий для оказания современной помощи больным с атеросклерозом нижних конечностей (I70.2) на базе указанной больницы. Воодушевленный желанием помогать и спасать больных я рискнул попробовать, и мой коллега поддержал меня в этом.
Так, пациенты, приходившие к нам, сами искали спасения своих конечностей, изыскивая любую возможность избежать калечащей их ампутации, которая, согласно стандартам оказания медицинской помощи, гарантировалась им государством бесплатно. Желающие поставлять оборудование путем его продажи напрямую больным нашлись очень быстро – это были представители компаний, которые поставляли инструменты и расходные материалы в крупные больницы, в том числе и НИТО (ГИТО). Уверен, что сегодня к каждому реально практикующему российскому врачу приходят такие же медицинские представители, оставляют свои визитки, иногда направления в салоны, аптеки и так далее. В 2012-2013 годах, когда все только начиналось, эта практика была очень распространена. Да и сейчас далеко не редкость, и вы, мои коллеги, меня понимаете. Эта жестокая правда нашего экономического устройства медицины.
Работа с компанией, а точнее с ее торговыми представителями выстраивалась очень просто и обыкновенно. Когда возникала потребность в выполнении операции, оставлялась заявка на электронный адрес представителя на набор инструментов. Представитель компании готовил ее на имя пациента, а заинтересованный пациент, давший письменное согласие на проведение операции по новой технологии и осведомленный о бесплатном альтернативном методе лечения в виде ампутации, самостоятельно оплачивал и получал расходные материалы для операции, либо же эти расходные материалы курьер привозил перед самой операцией. Все эти документы, кстати, есть в распоряжении следствия. Таким образом, не рассчитывая на помощь государства, ФОМСа и Минздрава, мы вынуждены были решительно участвовать в спасении здоровья человека и целостности его организма и выполнять операции с использованием того расходного материала, который пациент приобрел для себя сам. Никаких сомнений в правильности и оправданности этого решения у нас не было. И что бы нас ни ожидало в будущем, пусть даже нас окрестили оборотнями в халатах и преступниками (хотя я до сих пор не осознаю, что я и мои коллеги сделали преступного), я уверен, что ни один из нас не сочтет свое решение на момент ошибочным.
В общей сложности мной и моими коллегами было выполнено несколько сотен подобных вмешательств, некоторые из них даже с участием наших коллег – врачей из Швейцарии. Об этом было известно и в Минздраве, и руководству больницы: во всех своих начинаниях и действиях мы были открыты, и уже тогда, в далеком 2014 году, остро вставал вопрос отсутствия в стандарте лечения такого метода хирургического вмешательства и расходных материалов для его проведения, следовательно, невозможности их гарантии на безвозмездной основе пациенту за счет финансирования ФОМС, о чем прямо рассказывало руководство БСМП во всех своих интервью СМИ. Однако, увы, в нашей стране стать крайним врачам-хирургам оказалось очень легко.
Среди наших операций были и феерические успехи и досадные, разочаровывающие неудачи, но мы не прибегали к бесплатной гарантии государства на ампутацию ног – мы пытались всеми силами сохранить человеку конечность. Не так ли нам гласит профессиональная врачебная этика, коллеги?
Между этим, одним из наших пациентов, который стал началом разыгранной в отношении меня и моего коллеги ситуации, стал пациент Константин Шилкин. Он был изначально оперирован в экстренном порядке в 2015 году по поводу атеротромбоза общей бедренной артерии, была выполнена тромэндартерэктомия, острая ишемия была купирована. Спустя год у пациента случилась распространенная окклюзия бедренно-подколенного сегмента той же конечности. Было принято решение провести эндоваскулярную дезоблитерацию и ангиопластику. Пациент оплатил инструмент, и ему была успешно выполнена операция. Но спустя месяц вновь рецидив острой ишемии, распространенная окклюзия, и решение о выполнении гибридной операции-тромбэктомии, ангиопластики и стентирования в области первичной ангиопластики. Что и было выполнено. К сожалению, развился ранний ретромбоз, и в итоге невозможность повторной реконструкции. Я предлагал пациенту проконсультироваться у другого сосудистого хирурга для того, чтобы иметь второе мнение. Несмотря на проводимое лечение, прогрессирующее заболевание привело К. Шилкина к ампутации данной конечности.
В итоге в ноябре 2017 года ко мне обратился представитель К. Шилкина и сообщил, что если я не заплачу им 3 500 000 рублей, то будет заведено уголовное дело. И что вы думаете, именно по этому факту и было возбуждено уголовное дело – по ст. 159 УК РФ.
Это дело расследовалось два года, сразу было видно, что в наших действиях не было состава преступления. В 2019 году, когда вновь остро стал обсуждаться вопрос положения здравоохранения в России, тема «проблем в здравоохранении» стала модной и, как я понимаю, «дело Шилкина» вдруг обрело новые грани и стало показательным для правоохранительных структур. Сотрудники правоохранительных структур, желая оправдать свое усердие и/или большие процессуальные сроки, сделали «ход конем»: обещая гражданам (нашим пациентам) вернуть потраченные на расходные материалы для эндоваскулярной операции на артериях нижних конечностей деньги, начали масштабную кампанию многократных поквартирных обходов и обзвонов прооперированных нами пациентов, уговаривая составить соответствующие заявления на врачей. На сегодня на основании такого рода заявлений продолжают под копирку возбуждаться десятки дел, при этом меня не знакомят и не вручают копии этих постановлений – я лишь знаю о них на словах. Точное количество мне не известно. Видимо, следствие считает это лишним и не особо важным информировать меня об этом.
Многие пациенты обращаются к моим коллегам, сетуя, что правоохранительные органы уговаривают их написать заявления. Зачем это делается, я не знаю. Для показателей? Для раскрываемости? Для истребления врачей как класса? Для показательной порки? Ведь о нашей деятельности все знали, сюжеты о нашей деятельности снимало как дзержинское, так и нижегородское телевидение, еще раз подчеркну – мы были всегда и во всем открыты. В каких наших действиях было мошенничество и корысть? Ответа у меня нет.
После моих пояснений и показаний, которые, кстати говоря, мне дали возможность дать лишь после повторно заявленного ходатайства о дополнительном допросе, следствие понимает, что мы не совершали мошенничества и что расходные материалы, самостоятельно приобретаемые пациентами, не покрывалось средствами ФОМС, потому что не входило в стандарт по данной патологии (МКБ I 70.2). Однако сейчас становится честью службы любым способом и по любой статье наше дело направить в суд.
Поверьте, коллеги, у нас не было корысти. Мы просто в тех условиях пытались найти выход для того, чтобы лечить своих больных и сохранять им конечности.
К слову, через какое-то время на просторах интернета я неожиданно для себя увидел фотографии из личного архива, на которых я и мои коллеги сняты с денежными средствами. Их опубликовал тот самый К. Шилкин. Данные денежные средства были выручены от продажи автомашины, а фотографии находились на компьютере, изъятом следствием. Только как и зачем следователь передал эти фотографии Шилкину, нарушив не только тайну следствия, но и неприкосновенность моей личной жизни, вызывало поначалу недоумение. Теперь же я отчетливо понимаю: для формирования общественного мнения.
Я знаю, что сегодня повсеместно упорно декларируется вранье про несуществующие поставки, про то, что мы использовали вторичные, стерилизованные инструменты или воровали их где-то. Сейчас я и мой коллега полностью изолированы от общества – это абсурдно и нелогично. Это все происходит в нашей российской действительности, когда мы работали в условиях экономического кризиса и ничтожно малого обеспечения медицинских учреждений, каждый день помогая людям. Это не громкие слова, это правда.
Избрана мера пресечения в виде заключения под стражу – это самая крайняя и строгая мера пресечения. Нам создали условия, в которых мы не можем полноценно защищаться, потому что четко и ясно не понимаем, от чего. Нас жестоко ограничивают в праве на справедливое судебное разбирательство: мы четыре недели были лишены возможности обжалования избранной меры пресечения, ожидая копию решения суда второй инстанции, без которого это сделать невозможно. В судебном заседании суда первой инстанции при избрании мне меры пресечения прокурор, нарушая все мыслимые и немыслимые процессуальные порядки и презумпцию невиновности, во всеуслышание заявил, что моя вина доказана и я преступник, от чего я был окончательно шокирован, как все переворачивается. Я дважды заявлял ходатайство о дополнительном допросе, и только после жалоб моего защитника спустя три недели я наконец-то был допрошен, так как хотел и желал пояснить всю специфику моей работы. Конечно, я понимаю, что мои пояснения мешают и нарушают органичность картины следствия. В добавок ко всему мои защитники из кулуарных разговоров узнают о десятках дел, которые возбуждены, но меня по закону не ставят об этом в известность. О каком праве на защиту, презумпцию невиновности и обеспечении прав и свобод можно говорить в таких условиях?!
К сожалению наш арест даст свои негативные плоды – я уверен, многие врачи впредь будут бояться оказывать медицинскую помощь из-за страха быть привлеченным к уголовной ответственности. Дело в том, что методы лечения, рекомендованные «Клиническими рекомендациями», не находят своего отражения в стандарте лечения, а значит, не гарантированы государством, что вызывает коллизию ситуации, в которой я и мои коллеги оказались. Сейчас выясняется, что представитель компании поставщика представлял пациентам счета компаний, которые имеют непонятную экономическую историю. Позвольте, но откуда я, врач, должен знать, что за компании и счета использовались поставщиком?! Я не налоговый агент, чтобы это знать, и все расходные материалы предоставлялись нам самим пациентом или по договоренности с пациентами курьером непосредственно нам пред операцией.
Но есть и другая сторона медали – кроме нас, врачей, содержащихся сейчас в СИЗО, страдают и пациенты, нуждающиеся в помощи, то есть третьи лица, чьи интересы никак не были учтены при избрании меры пресечения мне и моему коллеги.
Считаю, что в сложившейся ситуации я и мои коллеги стали заложниками желания врачей вылечить пациентов посредством применения прогрессивных методов лечения, позволяющих, насколько это возможно, избежать ампутации нижних конечностей пациентов. Мы ставили себе задачу внедрения новых методов лечения, сохранения для государства здоровых граждан, а, значит, налогоплательщиков, способных полноценно существовать и работать на благо государства. Если следовать логике государственных гарантий и стандартов, принятых в медицине в интересующей меня области, мы должны были просто и бесплатно провести ампутацию нижних конечностей пациенту, но ведь мы рассматривали такое решение вопроса как крайность.
Такого рода проблемы, с которыми сталкивается пациент в современной медицине, имеют глубокие корни, и им более 10 лет. Принятые государственные гарантии в виде стандартов оказания медицинской помощи по заболеванию I 70.2 , к сожалению, не включают ни такой метод лечения, как стентирование, ни сами расходные материалы при проведении операций артерий нижних конечностей, и подобные пробелы существуют во многих нозологиях. К сожалению, в данном случае пациент самостоятельно приобретает расходные материалы, чтобы хирург мог их использовать для проведения ему операции. При этом непосредственно хирургические манипуляции во время самой операции с нашей стороны входили в государственные гарантии. Данная проблема всероссийская, и мы не виноваты, что нам приходилось работать с материалами, стоимость которых 100-120 тыс. рублей, и пациенты приобретали их самостоятельно за счет собственных средств.
В завершение несколько фактов:
Отдельно я хочу поблагодарить всех тех, кто оказался близким в это трудное для меня и моих коллег время. Безмерно благодарен своим родным, братьям, учителям, друзьям и коллегам за поддержку – сейчас, как никогда, для меня важно знать и ощущать, что мне верят.
Подводя итог всему вышесказанному, я глубоко убежден и верю, что абсурд развеется, разум победит глупость, а воинствующее невежество будет отвержено.
P.S. Настоящее открытое письмо – это мой горький опыт как врача, который, оказавшись в условиях коллизии закона и прорыва медицинской науки, шел вперед, желая творить добро и искренне исполнять свой профессиональный долг.
Коллеги, будьте осторожны и осмотрительны, берегите себя, ведь искать среди нас «оборотней» уже прочно вошло в политическую моду государства, но ведь поговорка «не делай добра, не узнаешь зла» – это не про нас, врачей, не так ли?
Всегда Ваш, Максим Кудыкин».
